«Хочу быть хомячком» — о тех, кто оказался на дне жизни. Престижная работа, счастливая семья и безоблачное будущее — вот то, о чем мечтают эти «униженные и оскорблённые», безнадёжные люди. Одному из героев — за сорок, второй едва ступил на кривую и, увы, несправедливую жизненную дорогу. Режиссер постановки Максим Сохарь показывает людей на пике душевного отчаяния и разочарования. Они запутались не только в жизни, но и в собственных чувствах. Они — одинаковые... «Возраст и имена не имеют значения. Они — невидимки, тряпичные куклы в толпе себе подобных», — делится впечатлениями Яна Жданова.
Яна Жданова:
Этот спектакль о существовании двух мужчин — архитектора и уличного художника. Архитектор относится к числу тех неудачников, чья карьера, впрочем, как и сама жизнь, давно рухнула, а семейная жизнь утонула, подобно «Титанику», в бездне пошлости. Его дом — банка хомячка, а сам он — обыватель, в засаленной одежде, с характерными провинциальными противоречиями и суицидальными наклонностями.
Окончательно осознав бессмысленность пребывания на земле, архитектор-неудачник решил повеситься на электрическом проводе. Способ — нелепый, более похожий на фарс... Впрочем, «хомячок» остался жив... Его спас звук старенького телевизора. «Вместе весело шагать по просторам, по просторам...», — поют счастливые детские голоса. Спустя минуту на пороге появляется молодой человек лет двадцати. «Не хочу философствовать... Я приятель вашей жены», — говорит он, добавляя: «Я пришёл вас убить!».
Что дальше? На мой взгляд, — круговорот бессмысленных событий. Соперники «неказисто» подрались, посмотрели хоккей, обнялись. Затем вновь подрались и вновь обнялись... Наконец, архитектор «застрелен» из стартового пистолета... Трагедия сменяется комедией, что превращает постановку в одну большую околотеатральную кашу, жанр, идейное содержание и проблемное поле которой трудно определить. Развязка ещё более нелепая и даже банальная — художник перепутал квартиры, а это значит, что жена архитектора вовсе не Света, а Наташа! Борьба была напрасной...
П. Леванович:
После спектакля один из критиков, покачав головой, сказал: «Нет! Это не Новая драма!» Второй, глядя на него, развёл руками и с большим сомнением в голосе произнёс: «Бытовая зарисовка?!» На наш взгляд, заявленная режиссёром «комедия для тех, кто смеялся вчера» (а именно так определяется жанр пьесы), ровным счётом ничего не объясняет. И вот почему...
Ситуация двух лишних душ, обозначенная режиссёром, по сути своей глубоко трагична, но решается она даже не комедийно, а именно нелепо. Пафос драмы выливается в пародию на бытовую тему. Заметим, и Архитектор, и Художник — неприкаянные, выброшенные на обочину жизни... импотенты. Импотенты и в буквальном смысле, и в метафорическом — они не могут реализовать себя ни как мужчины, ни как творческие личности. Однако дерутся из-за женщины...
Спрашивается, зачем? Возможно, режиссёр именно так — по Фрейду — понимает смысл литературного штампа «лишний человек». Однако в этом случае в постановке должен присутствовать хоть какой-никакой, но психологизм, анализ поступков сквозь призму сексуальных переживаний персонажей. Но ничего этого нет... Есть жареный кот на сковороде и желание быть «хомячком, который никого не любит».
С другой стороны, в постановке — классический любовный треугольник. Но, на наш взгляд, его участники схематичны и банальны. Режиссёр вывел на сцену готовые образы-типы, даже не попытавшись раскрыть их характеры, мотивировать поступки... Реплики персонажей наполнены литературными клише, казавшимися таковыми ещё в начале ХХ века, а в начале ХХI — они просто нелепы и провинциальны. Наконец, в постановке нет целостности — спектакль разбит на череду мизансцен: суицид, драка, хоккей...
Действие представляется разорванным и внешне напоминает зебру — полоса трагичная, полоса — комичная, а всё вместе — каша и в форме, и в содержании. Конфликт мужчины и женщины только обозначается, но не развивается, режиссёр поднимает зрителя да важной философской проблемы поиска смысла жизни и тут же бросает в яму шутовства и буффонады. Странно видеть Гамлета в роли Петрушки... Странно слышать смех на похоронах.
Однако, возможно, такой приём — часть эстетики, диалектический рычаг, с помощью которого режиссёр попытался поднять проблему не так общечеловеческую, как локальную. Возможно, на сцене провинция — со всей её претенциозностью и культурной маргинальностью. И, в этом случае, спектакль — зеркало, то, на которое не стоит пенять...
Андрей Новиков (директор Могилёвского облдрамтеатра):
— Андрей Федорович, почему спектакль Бобруйского театра включен в программу фестиваля? Чем он Вас заинтересовал?
— Включить этот спектакль в программу — решение оргкомитета форума. Дело в том, что в Бобруйске назначен новый очень молодой (в 2009 году закончил Белгосакадемию искусств) главный режиссер театра. Поэтому при выборе спектакля преследовалась одна цель — вовлечь Максима Сохаря с его новой работой в театральный процесс. Мы прекрасно понимаем, что это за спектакль... Безусловно, там много проблем. Однако бобруйчане для того сюда и приглашены, чтобы критики высказали им свои замечания: куда двигаться театру дальше, в каком направлении работать. Подчеркну, прежде всего, ставилась воспитательная задача. Мы ведь должны думать и о театре Могилевской области...
