Современное поколение людей более или менее знакомо только с «феней» — языком воров. А ведь не менее интересны говоры населения Могилёвщины: дрибинских шаповалов «катрушницкий лемезень», кричевских мастеровых и нищих Могилёвской губернии «любицкий лемент» («любок» это значит нищий, лементовать — говорить). Историк Игорь Пушкин, листая страницы словаря могилёвских нищих, приводит интересные примеры.

Человека, мужчину, мужика на тайном языке называли «лохом», женщину — ряхой, жениха — тряпёлым, невесту — трепялухой, ухо — слухтомкой, нос — пыхциком, губы — баглы, рот — хвайло, мужской половой орган — псуль, женский — скахва (значительно приятнее, чем ныне употребляемое...). Водку называли гардзия, пиво — керо. Стакан и рюмку ласково — кучеравка, трубку для курения — бэнькай, муху — бурмоткой.

Нищие, совершая действия: не стояли, а стычили, не лежали — клюжыли, спали — кимали. Смех — лухта, отсюда смеяться — лухтитца, одеваться — наюхчиваться, заниматься сексом — якорыть или дяжить, пить — керить, целовать — пахвилять, поцелуй — поцукруй. Говорили о ком-то: молодой — тряпёлый, хороший — клёвый.

Деньги назывались хавбами или хобками. Поэтому деньги золотые — хобки (сравните бабки) клёвые, серебряные — хобки пленные. Вообще-то пленным нищие называли рубль. Я — это мань, мы — маньки, плохо — хило и т.д.

Как мило звучала бы сегодня для родителей просьба детей: «гурь маньку хавбов» (дай мне денег). Большую радость для любимой представляла бы фраза: «поцукруй манька баглы» (поцелуй мои губы). Никогда супруга не догадается о ваших намерениях в разговоре с приятелем по телефону: «похлим керо керить» (пойдем пиво пить).

В XIX веке многие этнографы подчёркивали такую черту могилёвского менталитета, как сокрытие горожанами своих доходов. Мещанам, за редким исключением, была свойственна бережливость, даже скупость. Они всегда имели в запасе деньги. Хозяин, продавший свой товар, никогда не говорил, даже жене и детям, сколько он по-настоящему получил за него. Количество обязательно уменьшалось.

То же делала и жена, торгуя фруктами и овощами, да и взрослые дети. Все сбережения делали втайне. Со временем получались громадные суммы. Отдавать деньги в банк могилевчане не любили, а прятали где-нибудь в доме. Чаще всего среди старых вещей. В результате происходили почти анекдотичные случаи.

Известен такой случай. В дом заходит нищий. Встречает его хозяйка, ибо мужа не было дома. Покормив нищего, она спросила: «Идзе твоя шапка?» Тот ответил, что собаки порвали. Вспомнив, что в боковушке (часть дома) лежит старая зимняя шапка мужа, которую тот давно не носит, находит её и отдаёт старому нищему. Тот благодарит и уходит.

Однако на улице его встречает хозяин дома, узнаёт свою шапку и с удивлением вопрошает: «Идзе ты узял гэту маю шапку?». «Спасиба, твая хазяйка падаравала», — отвечает нищий. «Во, дурная баба — говорит хозяин, — летам дорыць зимнюю шапку, на во лучшы маю». Даёт свой картуз и быстренько забирает старую.

Возвращается домой и, завидев жену, бьёт ее. «Как ты смеяш раздаваць мае вешчы?!» — кричит он. Та оправдывается, что шапка старая и ничего не стоит. В ответ хозяин отпарывает подкладку шапки и, на удивление жены, достаёт оттуда пачку денег.

Зная эти черты могилевчан, пронесённые через века, и «наезжали» на горожан все, кому не лень, требуя взятки и подношения. Кстати, термины «наехали», «наехать» — белорусского происхождения, и берут начало ещё с XVII века. «Наезды» использовали белорусские дворяне, чтобы силой заставить кого-либо выполнить принятое их сообществом постановление.

Игорь Пушкин