В половине пятого утра 22 июня 1941 года в доме № 50 по улице Ленинской, в квартире начальника Могилевского УНКВД  Я.И. Пилипенко зазвонил телефон.

Дежурный по областному управлению взволнованно доложил:

— Товарищ капитан госбезопасности, из Минска, из наркомата передали: вам срочно прибыть в управление. Война.., Яков Иванович!

Солнце вставало над Любужем, наполняя светом и теплом предместья и улицы города. С Большой Чаусской улицы ранние хозяйки выгоняли коров на днепровский луг. К Быховскому базару подъезжали брички с торговцами-колхозниками. В городе начинался обычный воскресный день. Большинство жителей мирно спали после трудовой недели, даже в снах не предполагая, что огненный смерч войны уже накрыл нашу землю, разделив жизнь могилевчан на две половины: мирную довоенную и военную. Далеко не всем было дано пережить эту войну. В победном 45-м в город с когда-то 115-тысячным населением к родным очагам и пепелищам вернулось менее 20 тысяч человек.

В 4:30 утра 22 июня в Министерство иностранных дел в Берлине был приглашен посол СССР Деканозов для вручения ноты германского правительства об объявлении войны. Этот пространный документ весьма любопытен, и с ним довольно сложно было познакомиться не только в советское время, но и сегодня¹. Войну германская сторона обосновывала «острейшим противоречием между диаметрально противоположными мировоззрениями — национал-социализмом и большевизмом».

Надо бы почитать это некоторым депутатам Европарламента, ставящим сегодня в один ряд и нацизм, и коммунизм!

В ноте немцы делали вывод, что «заключение договора о ненападении было для советского правительства тактическим маневром», что именно они «усмирили Польшу, …ценою немецкой крови способствовали достижению Советским Союзом наибольшего внешнеполитического успеха за время его существования». Гитлер «пакт Риббентропа — Молотова» 1939 г. оценивал как уловку Советского правительства, попытку избежать войны, небывалый успех СССР во внешней политике.

А мы до сих пор понять и оценить этого не можем! Германскому правительству крайне не понравилось, что И. Сталин, заключив договор, ввел войска в Эстонию, Латвию и Литву, принудил вооруженным путем Финляндию отодвинуть границу от Ленинграда. Кстати, в этом он не был оригинален: в преддверии войны 1812 года Александр I тоже начал войну со Швецией за Финляндию, отодвинув границу от Петербурга на несколько сот километров. Если бы этого не было сделано и в 1940 году, то немецкие войска уже через несколько дней после начала боевых действий вошли бы в Ленинград, а из районов Минска и Пскова быстрее бы достигли Москвы.

Споры о первом дне Великой Отечественной войны идут по сей день. И чем дальше в историю уходит 22 июня 1941 года, тем больше рождается искажений и вымыслов. Авторы большинства исторических и мемуарных произведений, не говоря о киношных и телевизионных подделках, возлагают всю вину за внезапность нападения на И. Сталина.

Но далеко не все документы стали достоянием общественного мнения и сегодня. Приведу примеры:

20 марта 1941 г. начальник Разведуправления Красной Армии генерал Ф.И. Голиков представил руководству страны доклад о возможных направлениях ударов и концентрации немецко-фашистских войск у наших западных границ. Вывод Голиков делает следующий: «слухи и документы, говорящие о неизбежности весной этого года войны против СССР, необходимо расценивать как дезинформацию, исходящую от английской и немецкой разведок».

6 мая 1941 г. нарком ВМФ  Н.Г. Кузнецов получил сообщение от военно-морского атташе в Берлине капитана 1-го ранга Воронцова, кстати, уроженца Беларуси, о том, что немцы готовят вторжение. Документ он направил И. Сталину, сопроводив его следующим заключением: «Полагаю, что сведения являются ложными и специально направлены… как на это будет реагировать СССР». Правда, в мемуарах адмирал Кузнецов рассказывает только о факте своего предупреждения о начале войны.

Историки разведки сегодня сделали однозначный вывод: «будучи доложенной руководству страны в разобщенном виде информация о военных приготовлениях… не отвечала на главные вопросы: с какой целью эти приготовления осуществляются, принято ли правителями Германии политическое решение о нападении, когда следует ожидать агрессии».

Многие немецкие генералы знали Могилев еще со времен Первой мировой войны. Уже вечером 22 июня над городом высоко в небе медленно кружил самолет необычной конструкции. Это был «Не-126»², или, как вскоре назвал его наш солдат, способный к точным выражениям, «рама».

Утром следующего дня на стол начальника Генштаба вермахта генерала Ф. Гальдера легли аэрофотоснимки района Могилева, шоссейного и железнодорожного мостов.

24 июня, и это он отмечает в своем дневнике, Гальдер дает указание командующему 2-й танковой группой Гудериану о необходимости «выбросить вперед сильный авангард для захвата переправы в верхнем течении Днепра у Могилева…».

Только в 16 часов 22 июня собралось расширенное заседание бюро Могилевского обкома Компартии (большевиков) Белоруссии. На нем присутствовал и член бюро, начальник УНКВД Пилипенко.

Однако в своей книге воспоминаний «Живая земля» тогдашний 1-й секретарь обкома КПБ  И.Н. Макаров не упоминает его фамилии. Но именно на работников органов внутренних дел, милицию, с первого дня войны возлагались ответственные задачи. Это охрана важнейших объектов города, патрулирование улиц и площадей, пресечение беспорядков и паники (такие факты отмечались неоднократно), выявление диверсантов и сигнальщиков. И могилевские милиционеры справились с поставленными задачами. О чем свидетельствовал и К.Симонов, писавший в газете «Известия» в июле 1941 года: «В городе строгий порядок.., со спокойной бдительностью проверяются люди».

Сотрудники НКВД участвовали в эвакуации промышленных предприятий, детских учреждений и учебных заведений, материальных ценностей, в том числе Госбанка и архивов, организовывали население на рытье оборонительных сооружений и противотанкового рва, опоясавшего город с запада.

Созданием и вооружением истребительных отрядов также занималось управление НКВД области и его начальник. Об этом свидетельствуют очевидцы тех событий. Наркомат внутренних дел БССР в итоговой справке отмечал, что «по состоянию на 15.07.1941 года в Могилевской области организовано 14 истребительных батальонов с количеством в них 4169 человек, которые имеют на вооружении винтовок — 544, пулеметов — 10, револьверов — 696, гранат — 27, мелкокалиберных винтовок и охотничьих ружей — 572».

Много рассказано о героизме воинов 172-й стрелковой дивизии при обороне нашего города, но все же первыми с врагом грудь в грудь столкнулись сотрудники НКВД. 27 июня в дежурную часть областного управления поступило сообщение, что в районе мясокомбината скрывается отряд диверсантов. Для их розыска и уничтожения была направлена группа начальника отделения уголовного розыска младшего лейтенанта милиции Алексея Баньковского. При осмотре местности в посевах ржи они заметили несколько человек в советской милицейской форме. Неизвестные имели автоматическое оружие и, открыв огонь первыми, бросились бежать. Был убит милиционер Степаньков. Баньковский рванулся наперерез и меткой пулей сразил главаря, но сам упал от автоматной очереди. Группа немецких диверсантов была уничтожена. В этом первом бою погиб Алексей Семенович Баньковский, сын извозчика из деревни Тишовка, один из первых довоенных орденоносцев на Могилевщине.

Всего за период обороны Могилева органы охраны правопорядка задержали около 150 диверсантов, лазутчиков и немецких сигнальщиков. 11—12 июля 1941 года, когда наступающие части германских войск подступили к городу и 172-я стрелковая дивизия понесла значительные потери, был сформирован полк НКВД — НКГБ численностью 664 человека в составе 3-х батальонов. Командиром полка был назначен начальник школы НКВД — НКГБ майор госбезопасности Н.И. Калугин, комиссаром — Я.И. Пилипенко. В состав этого полка входил батальон лейтенанта милиции К.Г. Владимирова, сформированный в соответствии с приказом начальника УНКВД. (Здесь надо объяснить: я называю К. Владимирова лейтенантом милиции, именно такое звание в 1941 году он носил. В петлицах лейтенанта милиции в соответствии с существовавшим тогда положением была «шпала», как и у армейского капитана. Они приравнивались по рангу. Через несколько лет разница в званиях и знаках различия между военнослужащими Красной Армии и сотрудниками НКВД и НКГБ была ликвидирована).

Полк НКВД — НКГБ был вооружен только стрелковым оружием. Несмотря на это, его бойцы и командиры проявили массовый героизм и самопожертвование при обороне города. О подвиге батальона К. Владимирова рассказано многое благодаря оставшимся в живых нескольким его бойцам. О втором милицейском батальоне мы почти ничего не знаем, даже фамилии его командира. Только в воспоминаниях облвоенкома И.П. Воеводина находим одну строчку: «На левом фланге, за труболитейным заводом, погибло около батальона ополченцев — в основном работники НКВД и НКГБ». Сотрудники НКВД были в числе последних защитников у днепровского моста, ратуши, завода «Возрождение» (ныне «Строммашина»).

Старший оперуполномоченный НКВД БССР младший лейтенант госбезопасности Захаров писал осенью 1941 года в докладной записке своему руководству: «Могилевские УНКГБ и УНКВД из своего служебного здания выехали на край города в здание педучилища (ныне здание областного лицея № 1 по улице Воровского), куда собрались все работники НКВД и НКГБ. День 26 июля, когда противник занимал уже окраину города, мы, то есть все находившиеся в педучилище, занимали оборонительные рубежи (подвалы, чердаки и т.п.) и отбили несколько атак отдельных вражеских групп, старавшихся ворваться в город».

В числе защитников в здании педучилища находился и начальник областного УНКВД Пилипенко. Вот что он писал в своей автобиографии в 1948 году: «… работал начальником УНКВД по Могилевской области. В начале Великой Отечественной войны мной были организованы истребительные батальоны по борьбе с вражескими десантами, где я и находился все время до 26.07.1941 года. 26 июля при прорыве окружения был схвачен немцами и угнан в лагерь военнопленных, уничтожил партбилет».

Немцы, как правило, работников НКВД, тем более коммунистов в плен не брали. Но Пилипенко не был никем опознан и уцелел. Находился в лагерях на территории Германии. В апреле 45-го освобождение принесли войска, на капотах автомашин которых красовались звезднополосатые флаги. В течение года Яков Иванович проходил спецпроверку в Подольском лагере Московской области. В плену он свое имя не запятнал предательством или сотрудничеством с оккупантами. Но и на службе в органах МВД бывших пленных не восстанавливали.

Работал на заводе «Подольсккабель» в Подмосковье до пенсии. Вот и все, что можно рассказать о Якове Ивановиче Пилипенко, одном из активных организаторов и непосредственных защитников нашего города летом 1941 года.

Примечания:

1. Сегодня с этим документом, положим, познакомиться несложно: НОТА МИНИСТЕРСТВА ИНОСТРАННЫХ ДЕЛ ГЕРМАНИИ от 21 июня 1941 года.
2. В оригинале статьи автор допустил неточность: вероятно речь идет о знаменитой «раме» Fw.189.