Всегда интересно, что стоит за образом героя спектакля. Кропот ливая работа, самокопание, отблески характера актера... Ведь каждая роль — маленькая жизнь. Прочувствовать, продумать, прожить — работа актера. А работа журналиста — выведать все об этом в мельчайших подробностях, да еще и найти побольше интересных мыслей и комментариев. В этом отношении для меня просто находкой стал актер харьковского «Театра 19» Олег Дидык. Наш разговор после спектакля получился очень насыщенным. Общительный актер готов был говорить с неизменным удовольствием и живостью на любые темы.

— Похож ли приём спектакля могилевским зрителем на тот, что у вас в Харькове?
— Да... То, что люди понимают, это же чувствуется сразу по их реакции. В этом и схожесть. Публика понимает и принимает, пусть это не так бурно, как у нас. Просто у нас дома, на Украине, нас очень хорошо знают, а здесь совсем не знают. Наверное, потому, что мы здесь в первый раз.

— В рамках фестиваля сложнее выступать?
— Нет-нет, что вы. Мы вообще на фестивали раньше ездили очень часто. Сейчас из-за очень плотного графика гастролей редко ездим. Потому что просто нет возможности поехать: у нас еще и спектакли в Харькове и во многих других городах. А вот на этот фестиваль нам предложил поехать режиссер, и мы согласились: интересно ведь, мы здесь никогда не были. Буквально полмесяца назад были в Минске, уже второй раз. Правда, играли там другой спектакль. Там вроде бы тоже все очень хорошо прошло, но здесь все совсем по-другому... (Оживляется) Во-первых, здание театра потрясающее! Здесь не нужно кричать, громко говорить: и так слышно. Здесь очень большая аудитория, но она наоборот, как бы, помогает. И зритель в сумме с историей, вот с этим зданием, — это просто потрясающе. То есть все отлично! Может быть, я не очень доволен самим спектаклем, все-таки он прошел не так, как у нас. Но в конце спектакля мы увидели людей: их глаза, их лица. И тут нельзя обмануться. На поклоне ты видишь людей и получаешь всю энергию, которую отдавал на протяжении всего спектакля. Поэтому вдвойне приятно, когда кажется сначала, что все как-то не очень, а потом в конце энергии так много. Это супер.

— А сложно было вживаться в роль?
— Это самая моя нелюбимая роль. Потому что она самая злая. Это единственная моя злая роль, остальные не такие. Бес — это человек, который ничего не чувствует, ничего не видит, кроме себя, кроме своей боли, которая его одолевает. Может быть, эта роль моя нелюбимая еще и потому, что она много энергии забирает отрицательной. А положительной не восполняется. Потому что ты плохой, и на тебя реагируют сразу, как на плохого, не отдают положительной энергии. Тяжело, уже с утра ты готовишься к тому, что сегодня вечером ты будешь плохим, и надо это культивировать в себе на протяжении целого дня и потом выдать.

— В другом составе роль Беса играет Сергей Бабкин, можно ли как-то сравнить вашу игру?
— Мы колоссально по-разному играем, у нас очень, ну очень разная внутренняя психофизика. Сергей более импульсивный, более резкий, а я более спокойный. Это вообще не сравнимые вещи, как нам говорит режиссер и зрители в отзывах: очень тяжело сравнивать, потому что совсем разные люди. Он играет своего Беса, я играю своего. И они вообще нигде не пересекаются никаким образом.

— А для чего на одну роль ставят двух актеров?
— Есть два человека. У одного больше развито чувство к этой роли, и его назначают на нее, а у другого меньше... Но и режиссеру, и нам интересно понаблюдать, чтобы этот человек нашел то, чего ему не достает. Он, таким образом, развивается, становится профессионалом. Потому что это очень тяжело — найти в себе то, чего нету. Этот прием — помощь нам, актерам, для развития. Иначе бы мы всегда играли те роли, которые у нас очень хорошо получаются. А это неинтересно.

— Вы смотрели спектакль «Чморик» в постановке Челябинска?
— Нет, единственный спектакль, который мы по этой пьесе смотрели, был киевский. Его уже поставили после нас, и мы специально поехали в Киев посмотреть. Посмотрели. Он совсем не такой, как наш. Я думаю, что и челябинский совсем другой. В киевском спектакле, как мне кажется, было слишком прямолинейное решение. От того, как разводит режиссер задумку, зависит и то, насколько глубже мы «копнем», нежели там написано. Мы же играем не только то, что там написано, но и то, что у нас есть внутри. По логике, можно было бы играть конкретно моего персонажа, Беса, так: вот он плохой, черствый человек. Я же пытаюсь сделать так, что он плохой только по какой-то причине. И вот эту причину я играю: что меня не устраивает то время, в которое я живу, те люди, с которыми я общаюсь, меня все не устраивает и я ничего при этом не делаю, только злюсь. А у Киева, мне кажется, слишком все прямолинейно. Мы, конечно, подошли после спектакля к актерам, пообщались, поблагодарили. С другой стороны, в очередной раз было приятно за то, что мы хотим чего-то большего, нежели просто пьеса: не просто сыграть ее, а вложить что-то личное, человеческое.

— На «M.@rt.контакте» уже видели какие;нибудь спектакли?
— Да, вчера смотрел два спектакля. В пять часов был хороший спектакль («Сволочи», творческая мастерская «Театр марионеток» из Киева — прим. ред.), я с материалом знаком. Единственное, что я бы не делал, это не умирал бы на сцене. Нельзя обмануть человека: ты живой и ты лежишь и дышишь. Так не играют, ты не можешь не дышать. Или надо как-то по-другому, образно это решать. А так все мне понравилось, кроме финала, мне кажется, что зритель не настолько туп, чтобы ему нужно было объяснять, что человек умирает. Не надо это разжевывать. А во втором спектакле («Завтра была война» смоленского театра — прим. ред.) я ушел после первого акта, потому что мне кажется, что это полная копия фильма. И я не понимаю, зачем тогда это нужно... Я сразу вышел и сказал: смотрите, ребята, берёшь и одеваешь этих людей в современную одежду, даешь любую современную музыку на оформление, и играйте то же самое, что вы играете. У вас получится так же сыграть? Если получится, то офигенно. Но я думаю, что не получится. В этом смысл: мы в 21-ом веке живем, и этот материал можно было бы показать от лица людей, которые сейчас живут. То, что было, — это понятно, а то, как мы к этому относимся, — интересно. Причем, я преклоняюсь перед всеми ребятами, которые там играют, они на 100% выкладываются, просто молодцы. Не совсем устраивает режиссерское решение. Вот опять же: написано в повести Бориса Васильева — и вот так мы и играем, как это было написано 50 лет назад... (хмурится) Я не воспринимаю такую эстетику, это слишком примитивно.

— У вас очень интересный подход к анализу спектаклей, вы всегда так глубоко обдумываете и свои, и чужие роли?
— Мне интересно знать изнутри, откуда растет этот лист, росток, для того, чтобы сделать свой образ наиболее богатым. У меня просто такой характер: мне интересно знать все-все-все, что знает режиссер. И мне кажется, что и все ребята, которые с нами работают, таким способом тоже знают, что именно хочет сделать режиссер. И вот когда я это понимаю, когда мы находим этот общий язык, все сразу раскрывается. И «почему», и «зачем».

Алёна Сухан