Орловский спектакль я смотрел, как обычно на форуме, стоя. Боялся, что почти четверо редакционных суток без сна дадут знать о себе, и я больше буду думать о том, какой же нехороший человек фотокор одной из могилёвских газет, жалующийся на меня директору театра, что, мол, не аккредитовали его на форум и постоянное место не дали. На спектакль из Орла я нашел банкетку, поставил ее в бенуаре и усадил фотографа, а сам привычно встал за занавеской у двери, почти падая от усталости… И простоял весь спектакль, напрочь забыв о недосыпе.
Я не знаю, как определить жанровую смесь спектакля, но скучно не было, значит, жанр, видимо, хороший. Много изумительных решений; их отыскивать — работа критиков. Меня, как всегда, волнует другое… В сравнении с профессионалами, у меня в
Сердце мое от спектакля «Любовью не шутят» было неспокойно. Над комедийно-гротескными эпизодами я хохотал, но внутренне глубоко не резонировал. Дрожь пошла, когда орловцы стали играть драму. Стало понятно, что в спектакле есть пища не только эстетическая, но и нравственная. Моя любимая. Первой ложкой ее стал диалог героев о том, стоит ли Камилле идти в монастырь. Блистательный монолог Фердинанда, прославляющий жизнь, был бы спорен, если бы Камилла на самом деле собиралась посвятить себя Богу. Но для нее это был только побег от собственных страхов, а то и вовсе голый расчет. В любом случае, природа ее чувств и мотивация ее поступков черная, как и платье. Черно-белое одеяние Фердинанда честнее: его натуре присущи и темное, и светлое. В нем идет борьба между темным и светлым… Что победит, станет понятно в финале. Во второй половине спектакля акценты еще более сместились в сторону драмы в связи с проявлением на переднем плане Розетты — духовного стержня спектакля. Смирение ее, на самом деле, — ураган оглушительной силы, который разрушает иллюзорное равновесие мира Фердинанда/Камиллы, как только набирает силу и начинает себя проявлять… Эти двое слишком дорожат каждый сам собой, чтобы отказаться от честолюбия и гордыни. Фердинанд был ближе к свету, чем Камилла, но не справился с черной стороной натуры. И там, где победил грех, чистоте и свету делать было больше нечего: Розетта погибает. Вот такая трепанация.
Я выходил из зала с чувством огромной благодарности создателям спектакля за прекрасный вечер, с одной стороны, и ощущением, что недоел — с другой… Меня больше даже разбирала досада на авторов европейского классицизма, которые в те далекие века так ополчились на церковь, что на много столетий вперед создали неприглядный стереотип священника и церкви, как